Улыбка Бога [СИ] - Виктор Гвор

Солдаты начинали ворчать вполголоса. Маршировать по жердочкам над бездонной топью — сомнительное удовольствие. Так и кажется, что сейчас ухнешь в трясину, и будет командир писать письмо родным. Даже представить страшно. Да еще тучи комаров, от которых не было никакого спасения.

Наконец, не выдержавший Фишер скомандовал привал. Остановились передохнуть на первом же относительно сухом месте. То ли маленький островок, то ли гиганская кочка…

Ели быстро, всем хотелось как можно быстрее покинуть гиблые места. Повернуть назад мешал не только приказ. Скорее всего, он бы уже не остановил. Но тут передовая пара нашла игрушку, оброненную усталым ребенком. Тряпичная кукла, грубая поделка примитивных варваров.

— Мы на верном пути! — Густав сказал громко, так, чтобы услышали все. Когда отмахиваешься обеими руками от назойливых комаров, которые словно в сговоре с проклятыми большевиками, надо пользоваться малейшей возможностью подбодрить подчиненных. А вообще, фельдфебель не удивится, если русские действительно сговорились с насекомыми. Иначе, почему те так больно кусаются?..

Немцы не появлялись. По всем расчетам они должны были подойти через час-полтора после ухода детей. Прошло уже три, а никакого шевеления не наблюдалось. Рысенок еще раз глянул на часы. Он делал это всё чаще, окончательно изведясь ожиданием

Куда пропал враг? Может, обошли? Если у них есть предатель проводник — запросто. А предателей тут изрядно. У многих, по-прежнему голова забита капиталистической пропагандой… Но смысл обходить их группку? Сойди со следов — потом не факт, что сможешь их найти. Да и как немцы узнали, что надо идти не прямо по проторенной тропе?! А вот нету никого. Тишина, только птицы поют привычные песни. Если фрицы были близко, птахи либо замолкли бы, либо, наоборот устроили гвалт, взмывая ввысь и переполошено ударяя крыльями по густому летнему воздуху.

Может, фрицы бросили погоню и решили вернуться? Мол, куда беглецы денутся, раньше или позже нарвутся на какие-нибудь части.

Может такое быть? У немцев же приказ — догнать и поймать! Или нет. Мало мы о них знаем, очень мало…

— Рысёнок! — окликнул негромкий низкий голос.

Боец резко перекатился в сторону и замер, оглядывая окрестности поверх прицела «светки». Никого. Вот черт! Мерещится уже! Вот же накрутил, себя как…

— Ты меня слышишь?

И опять никого. С ума сошел, что ли?

— Что, говорить разучился? — в голосе послышалась ирония, — слышишь или нет? Знаю же, что слышишь.

Пограничник мучительно вспоминал, что надо делать в таких случаях… Что-то, типа краюхи хлеба, брошенной за левое плечо, или пуговицы «по-бабьи» перестегнуть… Нет, не вспомнил толком ничего. Уставами данная ситуация точно была не предусмотрена.

— Да слышу, слышу, — пробурчал он, решив все-таки ответить, — ты где?

— Везде, — ответил голос. — Вокруг тебя. Да не верти башкой, отвинтится.

Эту фразу маленькому Косте часто говорил отец. Слово в слово, с теми же интонациями…

— Не придут немцы. Заблудились они, — продолжил невидимка.

— Как заблудились?

— Молча. И не разблудятся. Так что ваша героическая гибель временно отменяется. Можете снимать заслон. Заодно еды детишкам отнесёте.

Нет, точно, грезится… Рысенок бросил взгляд на поляну. Никого. А что, если гранатой по тем кустам? Словно, почувствовав, кусты трепыхнулись… Ну, хоть не грезится, а живой кто-то там спрятался. А раз живой… Бронебойная пуля с шести метров шейку рельса пробивает.

— Какой еды?

— Вот этой, — произнес голос. — И гранатой в меня не надо. И стрелять тоже…

Из подозрительных кустов вылетела какая-то крупная птица, а в трех метрах от бойца на землю грохнулся огромный мешок. Потом второй.

— Это что?

— От, дурной, — опять отцовская фраза, — сказал же — еда! Каждая упаковка — одна порция на взрослого. Забирайте, и валите за детьми. Понял?

Пограничник подполз к мешку и заглянул внутрь. Блестящие серебристые упаковки. Много. Опять огляделся. Никого.

— А немцы?

— Фрицы не ваша забота. Уходите. Пусть ребята поживут еще.

— Ты кто?

— Леший я. Кончай глазами лупать, — да что за наваждение, сплошные батины выражения. Но голос-то другой. И вообще… — Некогда мне тут с тобой, — закончил невидимка, — еще немцев кружить надо.

И тишина. Ушел. Рысенок не мог сказать, почему он так решил, но знал точно — ушел. А два мешка странных продуктов остались. Что делать? Кинул взгляд на поляну. Пусто. И птицы поют. Решился и пулей прополз к командиру.

— Старшина!

— Ты чего? — недовольным шепотом спросил Стеценко.

— Говорят, не придут немцы. Заблудились.

— Как заблудились? — старшина с подозрением посмотрел на бойца. — И кто говорит?

— Хрен знает. Кто-то из леса меня окликнул. И сказал, что немцы заблудились и не придут. А нам надо тащить детям жратву.

— Кто тебя окликнул? Что с кем-то говорил — слышно было…

— Да не в курсе я! Видно никого не было. Лешим представился.

— Рысенок, — не выдержал Стеценко, — ты что, зовсим з глузду съехал? Сам с собой разговариваешь, про леших баешь.

— Я тоже сначала так подумал. Только мешки с продуктами-то прилетели. И вполне материальные. Хоть и странные какие-то.

— Шо, не сало? — подмигнув, спросил Петро.

— Ни, — передразнил Костя, — и горилки нема.

— Бред какой-то! Пойдем, глянем.

Через пять минут оба удивленно рассматривали серебристые упаковки.

— Да, то не сало, — сержант поскреб свободной рукой затылок.

— Я ж говорю, странные.

— «Странные»! А то, что с тобой леший разговаривает, то не странно? Короче так, в леших и домовых я не верю, но если они на нашей стороне, то и против ничего не имею. Нехай будуть. А жратва детишкам лишней не станет. Так что до ночи с позиций не уходим, а ежели фрицы не придут, догонять пойдем. Чай, впятером дотащим…

Большинство мужчин любят охотиться. Ну, может и не большинство, но всяко больше половины. И если кто-то категорически не хочет гоняться за зверьем, утверждая, что не любит, то чаще всего только потому, что невероятно лениво куда-то специально ехать, даже не будучи уверенным, найдется ли в нужном месте хоть какая-то дичь. Но когда уже приехал, в руках оружие, а потенциальная добыча пытается сбежать, с треском ломая кусты… Тогда оживают древние инстинкты кормильцев и добытчиков, и ничто не способно доставить большее счастье настоящему мужчине. И чем опаснее и хитрее добыча, тем сильнее удовольствие от охоты. А какой зверь хитрее и опаснее человека?

Поэтому-то охота на людей так завлекательна… Если ты, конечно, сам не выступаешь в роли дичи. Костя был дичью не первый раз. Первый был в этих же местах. Когда, догоняя детдомовцев, наткнулся на десяток фрицев, внимательно изучающих детские следы. Решение пришло мгновенно. Два выстрела — два трупа.

Рысенка гоняли три дня. Сначала немцев было восемь человек. Как раз неполное отделение, озлобленное потерей двух своих. Потом подтянулись ещё. Он уходил на юго-запад, в противоположную от детей сторону. В первые часы мог оторваться, но не стал, опасаясь, что тогда немцы плюнут на него и вернутся к следам…

А потом уже не мог. Фрицы обкладывали по всем правилам, и с каждой минутой пограничник всё явственнее ощущал ледяное дыхание конца.

Смерти Ухватов не боялся, считая себя уже дважды убитым, но на свидание с Костлявой не спешил, кружа по чащобам и продираясь через буреломы. Он был силен и неплохо обучен, но к вечеру третьего дня оказался прижат к большому болоту, где принял свой очередной последний бой. Охотников сбежалось слишком много для одинокого рядового, но слишком мало для сотни бойцов.

И снова повезло. Остатки стрелкового полка, выходившего из окружения, очень удачно смели два десятка фрицев…

История повторялась. Снова начинался июль сорок первого. Те же немцы на том же самом месте, изучали те же самые следы, а он опять наблюдал за увлекшимися врагами из-за густого малинника. И очень скоро фрицы должны были начать самую увлекательную охоту.

Нет в руках верной самозарядки, но Костя раза в два больше себя прежнего и зарос шерстью, спасающей от холода намного лучше порванной гимнастерки.

И на этот раз дичь не собиралась только огрызаться. Грым и сам был совсем не против поохотиться. А винтовка… Иногда и палка стреляет. Когда она в умелых руках… Хороша полутораметровая палка, заточенная крепкими зубами снежного человека. А их аж четыре штуки.

Немцы активно о чем-то спорили, показывая руками то на восток, то на запад. Похоже, следопыты из них были так себе — никак не могли определить, кто шел по тропе и в какую именно сторону. Йети выбрал место, где смог встать в полный рост, размахнулся, и первый «дротик» отправился в полет. За ним второй…